Жанна дАрк из рода Валуа - Марина Алиева

Не прошло двадцати минут с начала сражения, как оно переместилось на единственную улицу брошенной деревни, где снова продолжилась рукопашная, потому что английские конники последовали-таки давней традиции. Теперь преимущество явно было на их стороне.

– Будь я проклят, если мы не побеждаем! – крикнул герцог Кларенс.

И тут с холма начали наступление шотландцы и французский резерв.

Через полчаса сражение под Боже было уже завершено и стало достоянием Истории.

Англичан, кинувшихся в боевом азарте на холм, буквально смели обратно к реке. Произошло всё так быстро, что герцог Кларенс не смог даже толком перестроить своё воинство. Застоявшиеся в нетерпеливом ожидании свежие силы противника жаждали поквитаться сразу за всё! За погибший авангард, за грабительские рейды и отнятые земли, за «английский» Париж и «незаконнорожденного» дофина… За чёртов договор, в конце концов!…

Вопреки уверениям герцога Кларенса, щенки-недомерки подросли, став волками. Они не собирались поджимать хвост и уворачиваться от брошенной кости. Зло и весело они точили об неё зубы…

Дорвавшийся, наконец, до драки, барон де Ре сшибся на всем скаку с сэром Гилбертом, но бой оказался коротким. Дважды раненный Гилберт, понимая, что дело проиграно и никакого подкрепления им не дождаться, поднял вверх левую руку.

– Отойдите в сторону, не мешайте! – крикнул своему пленнику разочарованный де Ре и снова бросился в бой.

Он рвался к герцогу Кларенсу, однако стремительный и легкий Алансон оказался проворней. Юный французский герцог ловко увернулся от тяжёлого замаха Кларенса и, вынырнув из-под его руки, со всего маху всадил меч сквозь кольчугу прямо под панцирь противника.

– Ах ты… щенок.., – прохрипел Кларенс, заваливаясь на бок.

Уверенный, что его не убьют, хотя бы ради выкупа, он тоже попытался поднять руку, но заметивший это Дюнуа, одновременно с Алансоном, нанесли герцогу два смертельных удара.

– Пленные Азенкура получат с тебя выкуп на том свете! – плюнул на мертвое тело Кларенса Дюнуа.

Опоздавший к кровавой развязке де Ре на эти слова только хищно улыбнулся…

Убитых англичан Стюарт и Ла Файет позволили обобрать своим лучникам. Погибших французов погрузили на обозные телеги, чтобы похоронить у городских стен. Тех своих, кого англичане захватили в плен ещё на мосту, разумеется, освободили, а пленных-англичан, не разбирая по знатности, связали попарно и погнали к Боже под охраной отряда шотландцев.

– Может, дождёмся их подкрепление и подерёмся ещё? – спросил, поигрывая мечом, де Ре.

– Я не против, – усмехнулся Дюнуа.

С видом крайне довольного старшего брата, он похлопал по плечу юного Алансона.

– Молодец, ваша светлость! Под Азенкуром твой отец срезал одну лилию с короны Монмута, а сегодня под Боже ты срубил другую…

Английское подкрепление дожидаться, конечно же, не стали. «Чёрт их знает, когда они подойдут», – заметил Ла Файет и почти угадал. Сэр Монтаскьют прибыл к месту сражения только под вечер.

Сняв с головы шлем, он перешёл по заваленному трупами мосту, с тоскливым отчаянием узнавая убитых, и опустился на колено перед телом герцога Кларенса.

– Какие будут приказания, милорд? – спросил его оруженосец, еле сдерживая слезы и злость.

– Убитых похоронить, тело герцога доставить в Париж, – коротко приказал Монтаскьют. – Надеюсь, король и герцог Бэдфордский дадут нам возможность достойно отомстить…

Монтеро. Замок Иль-Бошар

(весна 1421 года)

– Дофин одержал блистательную победу, чем не повод к нему вернуться?

– Вы прекрасно знаете, мадам, почему я до сих пор здесь.

Ла Тремуй сидел в покоях Катрин де Иль-Бошар с лицом, обиженным и сердитым.

Ни в какой Сюлли к смертельно больной супруге он, конечно же, не ездил. Без малого год назад, примчавшись в этот замок после убийства герцога Бургундского, он так тут и остался. Сначала не хуже заботливой сиделки-монахини, на правах посыльного и, якобы, друга господина де Жиака, окружил неусыпной заботой заболевшую от горя мадам Катрин. Потом, когда ей стало немного лучше, Ла Тремуй из сиделки превратился в собеседника, который, будучи очевидцем, (но никак не участником, разумеется!), по нескольку раз пересказывал любимой женщине, как убили её любовника. При этом он выдвигал множество различных версий, почему, зачем и, с какой выгодой в перспективе, это убийство было совершено, и так уболтал бедную мадам Катрин, что она поправилась в считанные дни и слышать больше не могла про мост в Монтеро и про всё, что на нем случилось.

Сам господин де Жиак больную жену не навестил ни разу, несмотря на то, что Ла Тремуй уверял всех, будто отправил ему несколько писем… Или не отправил, кто знает? В замке, во всяком случае, никто не удивился, посчитав, что супруг, таким образом, наказывает неверную жену, лишившуюся и любовника, и покровителя. Но, как бы там ни было, присутствие господина де Ла Тремуя возле мадам Катрин в отсутствие её мужа, скоро стало носить двусмысленный характер. И, когда прошли все сроки вежливо-благодарного гостеприимства, в разговорах, неизбежно, замелькал вопрос «когда?».

– Ваша служба, наверное, призывает вас, сударь? Мне не хотелось бы отрывать вас и дальше…

– О нет, мадам, во мне почти не нуждаются при дворе с приездом герцогини Анжуйской.

– Но, может быть, нуждается ваша жена? Вы говорили, она больна…

– У моей жены обычная меланхолия. К тому же, она не теряла близкого человека.

– А разве ваше долгое отсутствие не есть потеря?

– Мы никогда не были особенно близки…

Подобные разговоры стали повторяться всё чаще, но долго вестись они не могли. И, как бы ни был Ла Тремуй ослеплён любовью и оглуплён счастьем каждый день видеть это прекрасное, обожаемое лицо, наконец, и он понял, что пора решительно объясниться, иначе мадам Катрин укажет ему на дверь.

Проведя бессонную ночь за поиском слов, которыми можно было растрогать сердце красавицы, этот ловкий интриган еле дождался часа, когда можно будет к ней явиться. Но стоило дойти до дела, как чувства и мысли перемешались, и объяснился Ла Тремуй небывало косноязычно.

Краснея, словно мальчик, он понёс какую-то околесицу про прекрасные глаза, про незабываемые часы, проведённые возле мадам Катрин, и завершил всё таким вульгарным намёком на близость, что сам смешался и замолчал, не смея поднять глаза на свою богиню.

– Так вы желаете стать моим любовником, сударь? – услышал он через мгновение абсолютно равнодушный голос.

Мадам Катрин смотрела так, как смотрят женщины, нисколько не сомневающиеся в природе тех чувств, которые они внушают всем мужчинам без разбора. Ла Тремуй ей не нравился и, конечно же, ничего не затронул в её сердце. Но, умело разбираясь в страстях, мадам Катрин прекрасно поняла, что чувства его неподдельны, и решила ничем не пренебрегать. Болезненно честолюбивый муж, господин де Жиак, никогда не отличался великодушием и тем особенным благородством, что присущи людям истинно властным и уверенным в себе. При жизни герцога Бургундского он трусливо помалкивал, но теперь, особенно учитывая положение де Жиака при дворе дофина, чей авторитет в стране снова начал расти после договора в Труа, мог поквитаться за всё и отправить мадам Катрин в монастырь, прибрав к рукам её приданое.

– Что же вы молчите? Вы желаете лечь со мной в постель?

– Я желаю обладать вами всегда, – пролепетал, сбитый столку этим странным тоном, Ла Тремуй.

– Но я замужем, сударь.

– Я тоже женат…

– Тогда, вам лучше отправиться к жене и постараться полюбить её. – Зная вас, это уже невозможно.

Мадам Катрин пожала плечами.

– Как хотите. Но, пока я замужем, ничто не заставит меня осквернить священное таинство брака.

Это пренебрежение и откровенная насмешка пробили, наконец, брешь в смятенной душе, и Ла Тремуй понял, что оскорблён.

– Герцогу Бургундскому вы это тоже говорили? – вскинулся он, не думая о последствиях.

Глаза мадам Катрин холодно сверкнули.

– Станьте герцогом Бургундским и узнаете.

После таких слов кому-то определённо следовало уйти, но оба продолжали молчать и ждать.

«Если этот господин готов ради меня на всё, – думала мадам Катрин, – он должен прямо сейчас догадаться, что мне нужно. А если он, ко всему прочему, ещё и глуп – пусть убирается ко всем чертям!».

– Значит, пока вы замужем.., – медленно начал Ла Тремуй.

– Нет, разумеется.

– А если…

– Что?

– Вы ведь можете овдоветь?

– Надеюсь, что могу.

Глаза Ла Тремуя и мадам Катрин, не мигая, смотрели друг в друга.

– Значит, если вы овдовеете…

– Разумеется – да.

Ла Тремуй протёр вспотевший лоб кончиками пальцев. Так вот в чём дело!

– Полагаю, мне следует вернуться ко двору дофина, – забормотал он. – Но я не могу сейчас… Иоланда Анжуйская меня не жалует и может добиться изгнания…